Иногда выжившим в войне людям бывает легче восстановиться от физических ран, чем пройти психологическую реабилитацию. Азербайджан уже несколько десятков лет живет в состоянии постоянно обостряемого конфликта. В новых военных вспышках продолжают гибнуть и калечиться люди. И если необходимость лечения физической травмы очевидна для всех, то психологическую чаще всего просто не замечают. Как правило, даже сам пострадавший не отдает себе отчета в том, что с ним происходит.
Полученная на войне психологическая травма со временем может перерасти в посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), справиться с которым самостоятельно невозможно.
Несмотря на затяжной конфликт в Карабахе, который длится уже 30 лет, в Азербайджане все еще никто не говорит о посттравматическом расстройстве. Ни государство, ни сами пострадавшие от войны люди не уделяют должного внимания психологическим последствиям вооруженных конфликтов, которые с годами никуда не уходят и которые надо решать.
Привыкли к выстрелам
Со дня начала войны между Азербайджаном и Арменией за Карабах прошло около 30 лет. В 1994 году стороны договорились о перемирии. Но нарушения режима прекращения огня происходят почти ежедневно и с обеих сторон продолжают гибнуть люди — и военные, и гражданские.
По официальным данным Азербайджана, статус вынужденных переселенцев из Карабаха сегодня имеет приблизительно 1 миллион человек. Это люди, которые не воевали, но на войне «потеряли все, кроме жизни», — так сказал в интервью Мейдан-ТВ один из переселенцев из Лачинского района Карабаха Салим Салимов.
Сегодня Салиму Салимову 65 лет. Когда война только начиналась, никто не думал, что она затянется так надолго. Но постепенно местные жители привыкли и к выстрелам, и к пугающим новостям из соседних районов.
13 мая 1992 года пришел черед семьи Салимовых покидать родной дом. Бежали в чем были, ничего не взяв с собой.
“Уходить по дороге тоже было опасно, поэтому постоянно приходилось прятаться. Непонятно было, выберемся живыми или нет”, — вспоминает Салимов.
Рухсара Джумаева работала добровольцем в военном госпитале.
Однажды после тяжелой операции (ампутировали руку молодому солдату) Рухсара не выдержала и поехала на войну. Хотела помогать раненым прямо на поле боя. На фронте Рухсару прозвали Туту и так называют ее до сих пор.
Туту вспоминает, что ее оружием на войне был не автомат, а медицинская сумка весом в 40 кило.
“В одной из битв у нас было 96 раненых, погибли десятки людей, а наш танкист Балоглан пропал без вести. До сих пор о нем ничего неизвестно, — делится воспоминаниями Туту. — А на горе Муров наши ребята остались под снежными завалами. Мы вытащили из-под завалов наших раненых, но не всех. И сейчас каждый раз, когда идет снег, я вспоминаю оставшихся под снегом ребят».
Дорога на фронт
Уроженец Карабаха, Журналист Рей Керимоглу вернулся с войны с инвалидностью второй группы.
В 1992 году при выполнении разведывательных заданий два раза попал на мину, через год после второго ранения его уволили в запас.
После оккупации родного Агдамского района, 23 июля 1993 года Рей Керимоглу был вынужден обосноваться в Баку.
Советский Союз распался, Азербайджан только что завоевал свою независимость, было много проблем — безработица, дефицит продуктов. Но тяжелее всего оказалось справиться с психологической травмой.
«После войны было очень тяжело. Ведь мы прошли такие битвы, сколько людей погибло на наших глазах, сколько людей было покалечено. Это — большая травма для нас», — рассказывает Рей.
По словам Рея, ситуацию усугубляло общее равнодушее окружающих.
«Смотришь вокруг, видишь абсолютно равнодушных людей. Они ничего не знают о ребятах, которые умирали у нас на руках, потеряли руки и ноги. Смириться с этим еще тяжелее. Это еще одна травма для нас», — говорит Рей.
Никто не предупредил
Симптомы посттравматического расстройства у разных людей похожи.
«Человек начинает себя вести так, как раньше не вел: например, раньше был душой компании, а теперь его не узнать; себя запустил, выпивает, на работу не может устроиться. Вот его как раз надо вести в терапию», — объясняет Ольга Запорожец, лицензированный психологический консультант в Штате Вирджиния (США), доцент кафедры психологического консультирования Regent University. Журналисты Мейдан-ТВ обратились к ней после того, как им не удалось найти ни одного психолога, работающего с ПТСР в Азербайджане.
Все трое героев репортажа говорят, что после войны никто не проводил с ними психологической работы. И поэтому все они жалуются на свою сложную адаптацию к послевоенной жизни.
«Мы так и не смогли адаптироваться, ни женщины, ни мужчины, и поэтому нам сложно общаться и с детьми, и с соседями, и в обществе. Мы не встречались и не общались с психологами. Нам ничего не объясняли», — рассказывает Туту.
Хотя она говорит, что прекрасно понимает, как необходима была им помощь специалиста, квалифицированного психолога. Считает, что если бы в свое время людям, пришедшим с войны, хотя бы рассказали о ПТСР, у них было бы намного больше шансов найти себя в мирной жизни.
“Нам легче было бы адаптироваться и в семье, и в обществе,” — говорит Туту.
“Война отобрала у меня многое. Например, я не смог обзавестись семьей, о которой мечтал, так и не смог получить удовольствие от жизни, несмотря на то, что мне было всего 24 года, когда я вернулся с войны”, — говорит Рей.
Вернувшись с войны Рей стал работать пресс-секретарем Организации «Ветераны карабахской войны”, поэтому он знает наверняка, что в Азербайджане не было государственных попыток психологической реабилитации военнослужащих:
«Если и было, то только на бумаге. И поэтому было тяжело справляться с этим самостоятельно. И сегодня многие из ребят по-прежнему живут с травмой».
Справиться в одиночку невозможно
Психологи объясняют, что лечение ПТСР — процесс нелегкий, и к нему нужно подходить индивидуально.
«Каждый человек индивидуален. Нельзя же сказать, что каждый, кто войдет к вам в комнату, будет вам автоматически доверять, и каждого вы сможете понять. Мы считаем, что очень важно установить контакт. Важно понимать ценности человека, как он мыслит, какие еще у него могут быть проблемы с адаптацией после войны, с общением с близкими, семейные проблемы», — объясняет Ольга Запорожец. Но главное, что справиться с ПТСР самому, симптомы которого со временем, как правило, еще больше усугубляются, практически невозможно.
Салим Салимов говорит, что даже не слышал, что все эти симптомы, которые превращаются для людей с ПТСР в повседневность — бессонница, ночные кошмары, внезапные вспышки агрессии, потеря смысла жизни — можно вылечить. И поэтому он так и не смог разобраться в причинах своих «кошмаров». Живет с постоянным ощущением того, что жизнь давно закончилась.
«Война забрала у нас все, кроме жизни. Но лучше бы забрала и ее», — говорит он.
«Никогда человек не станет таким, как прежде, потому что война меняет людей, но симптоматику эту всю можно убрать», — объясняет Ольга Запорожец.
Психолога, специализирующегося на лечении ПТСР в Азербайджане найти не удалось. Не ведется в стране и статистики о том, сколько людей могут страдать этим расстройством. Но международные данные свидетельствуют, симптомы ПТСР имеют до 10 процентов людей в мире.
При поддержке "Медиасети"
